"Я не сразу понял по молодости лет ту главную черту, которая кажется мне для него необычайно характерной: что происходилот с ним, вокруг него, при его участии или независимо от него – всегда и неизменно было связано для него с сознанием того, что он был поэтом. Это вовсе не было ощущением учительства, стремлением поставить себя выше других. Это было чертой, которая морально, этически проверяла все, о чем он думал и что он делал. Ощущение высокого призвания было для него эталоном в жизни. Он был честен, потому что он был поэтом. Он никогда не предавал друзей, потому что он был поэтом. Все нормы его существования определялись тем, что, будучи поэтом, он не мог быть одновременно обманщиком, предателем, льстецом, карьеристом. Прекрасно понимая, что ложь и поэзия «две вещи несовместимые», он не мог писать то, чего не думал" (Из воспоминаний В. Каверина. С. 180–181). "«Про меня пишут – вторая молодость. Какая там молодость! Стихи, которые я печатаю, написаны тому назад лет двадцать... Когда поэта не печатают, в этом тоже польза есть. Вылеживается, а лишнее уходит...» Потом поглядел на меня и сказал: «Отчего у вас лицо такое... впечатлительное? Сразу видно, что кукситесь. А вам работать надо. Работать, и все». Он, наверное, и о себе так думал всю жизнь: работать – и все. И работой называл это вечное отчуждение от себя мыслей, чувств и тревог. Как работой называют рубку деревьев, т.е. отчуждение деревьев от леса. Настоящий поэт всегда вырубает больше, чем может вырасти. И он вырубал себя и запросто называл это работой, потому что не умел назвать это «горением», «творчеством», «самоотдачей» или еще каким-нибудь красивым словом, как это любят делать большинство поэтов. А потом он еще раз глянул рна меня и добродушно произнес: «Вы – чудак». – Помолчал и добавил: «А я – нет»" (Из воспоминаний Д. Самойлова. С. 412). В книге опубликованы воспоминания Н. Тихонова, П. Антокольского, С. Чиковани, И. Андроникова, М. Алигер и др.